Тексты | Авторы | Издания | Спектакли | Ассоциация |

Санкт-Петербургские ведомости / Вторник 03 июля 2001

"Валькирия" Рихарда Вагнера, поставленная немецким режиссером и художником Готтфридом Пильцем с Пласидо Доминго в роли Зигмунда, _ это продолжение работы театра над грандиозной тетралогией, над современным освоением вагнеровского философского наследия. Будущий сезон подытожит этот путь, и все четыре оперы "Кольца нибелунга" добавятся к давно идущим на этой сцене прочим сочинениям Вагнера. Уникальный для России опыт, сопоставимый разве что с легендарным "вагнерианством" Мариинского театра начала ХХ века!

Непримиримая с Вагнером итальянская, вердиевская оперная традиция также живет сегодня на Мариинской сцене. В дни фестиваля об этом напомнила очередная премьера оперы Верди _ "Отелло" в постановке Юрия Александрова и в сценографии Семена Пастуха. После тускло-бескрылых и вокально бескровных премьер этого сезона _ "Макбета" и "Бала-маскарада" в прочтении зарубежных постановщиков _ "Отелло" вернул на сцену Мариинки живой дух "великого старца".

И самый экстравагантный сюрприз фестиваля _ мировая премьера оперы "Царь Демьян", написанной коллективом авторов из Петербурга и Москвы: Леонидом Десятниковым, Вячеславом Гайворонским, Ираидой Юсуповой, Владимиром Николаевым и анонимным ТПО "Композитор". Поставленный режиссером театра "Фарсы" Виктором Крамером и художником Александром Бродским и показанный на сцене Малого драматического театра, "Царь Демьян" объединил солистов Академии молодых певцов и оркестр Мариинского театра с Молодежным камерным хором Санкт-Петербурга под управлением Юлии Хуторецкой. Таким образом, спектакль разомкнул, обратил вовне не только привычные для Мариинки музыкально-театральные традиции, но и исполнительские силы, ориентируясь не на "манкие" звездные имена, а на готовность молодых артистов освоить рискованную территорию оперы-балагана, оперы-пародии.

Три фестивальные премьеры подтвердили широту репертуарных притязаний и творческих амбиций театра. И по-своему очертили тот живой художественный ландшафт, что складывается сегодня в Мариинке.

Вслед за "Золотом Рейна", где Пильц был художником спектакля, герои "Валькирии" (одетые в современные костюмы) раздираемы рефлексией, обуреваемы запретными влечениями. И для богов (Вотан, Фрика, Брунгильда), и для полубогов-полулюдей (близнецы Зигмунд и Зиглинда, соединенные греховной любовью) все они _ "человеческие, слишком человеческие". Не столько властитель дум, сколько покоритель сердец, Пласидо Доминго в роли Зигмунда соужил источником высокого напряжения, которым трепетали и сцена, и оркестр Валерия Гергиева. Виолончельные соло, тягучие и бесконечно пластичные, напоминали тот напиток из меда, которым Зиглинда врачевала измученного путника, прозревая в нем свое отражение. Одушевленные человеческой тоской чуткие голоса деревянных духовых "договаривают" мучительное невысказанное томление между братом и сестрой...

В то время как вагнеровская драма прорастала в актерах и оркестре внутренними прозрениями и сокрушительными катастрофами героев, внешняя оболочка "Валькирии" эффектно переливалась изысканными цветами. Прозрачно-матовый суперзанавес. Двухцветная сцена: на черном полу белый круг, в центре которого _ покрытый белой, а потом красной скатертью большой стол, окруженный стульями. В финальной сцене заклинания огня красный цвет охватит весь задник, вдоль которого, как стена пляшущего пламени, расползается во всю высоту трепещущее шелковое полотнище. В третьем акте _ горной обители валькирий _ дух захватывает от белизны огромного пространства снежной пустыни и инфернальной зелени в глубине. Меняет окраску задник: от перламутровых облачных переливов, морской зелени, нежно-сиреневого мерцания, холодной голубизны _ до горячего густо-алого свечения. Дымы и лучи. Изощренная световая партитура, управляющаяся с воздушным объемом сцены как с многослойной цветовой конструкцией...

Готтфрид Пильц в первую очередь художник и совсем немного _ режиссер. Выстраивая действие, он прибегает не к осмысленному языку мизансцен, а к чисто живописной логике. Эффектная красота его зрительных образов самодовлеет и не дает вкусить их метафорическую начинку. Возможно, она и не предполагалась _ иначе зачем режиссер то и дело расшифровывает тайные и явные смыслы с помощью специальных "наглядных пособий": силуэтов из арсенала театра теней на суперзанавесе или картинок-слайдов на заднике (чего стоит огромный белый круг, перечеркнутый красной полосой, всем известный как дорожный знак "проезд запрещен" _ в момент появления Фрики с ее гневным запретом кровосмесительной любви!). Но как поставить Вагнера, избежав тех смысловых буквализмов, противоречий и несообразностей, кои так и норовят перескочить со страниц его партитуры на сцену?..

Другое дело _ "Отелло", одна из совершеннейших оперных композиций Верди, где нет места драматургическим изъянам и длиннотам. Сценограф Семен Пастух заковал "Отелло" в холодный металл, мрачный и темный, как лицо мавра. Но поначалу глубина сцены сияет жемчужным _ цвета платья Дездемоны небом, увы, омраченным черным диском мертвого солнца.

Народ, ожидающий Отелло, ликует, приветствуя причаливший корабль, и с той стороны, куда обращены счастливые взоры, вдруг выплывает гигантская стена _ борт корабля _ и навсегда закрывает собою небо. Задник _ корабельная обшивка _ так и остается неколебимой твердыней. Небесный свет потом прольется только из укромной ниши, где сияет своей чистотой Дездемона, воплощенная Ольгой Гуряковой как средоточие света, доброты и гармонии. Она сразу предельно уязвима среди холодного металла, устрашающих рыцарских доспехов, высящихся в полный рост и валяющихся в разъятом виде, как после бойни _ оторванные руки, отвалившиеся шлемы и латы. И _ оружие: вогнанные в землю огромные шпаги, чьи рукояти-эфесы высятся мрачными надгробными крестами. Кладбище зла, ухватившего власть над миром и ведущего этот мир к самоистреблению.

Отелло Алексея Стеблянко, пугающе монументальный, с походкой гладиатора, тяжелым взглядом и темной, тусклой окраской голоса, принадлежит этому же миру, но у него одного есть мощное противоядие от зла _ любовь. Финал первой картины _ сцена нежнейшего уединения Дездемоны и Отелло _ дает понять, что счастью здесь не будет места: оркестровую тему любви Валерий Гергиев проводит на такой истаивающей интонации, точно это уже и отпевание любви. Зло и обман, которые виртуозно и артистично сеет вокруг себя Яго Федора Можаева, легко входят в людские сердца и немедленно начинают действовать.

Режиссура Юрия Александрова уязвима в некоторых деталях (к чему, например, это многословие в финале спектакля с перемещениями загадочной процессии в черном, а затем нелепое втаскивание мертвого Отелло на черном шлейфе вверх по ступеням?). Однако их с Пастухом "Отелло" _ это тот случай, когда оперная сцена исследует мир современного человека, превращая "вечные" проблемы в злободневно близкие.

С захватывающим интересом был воспринят и "Царь Демьян" _ "литургическая опера в манере лубка и балагана". Либретто Елены Поленовой написано по мотивам народной драмы "Царь Максимилиан", посвященной преследованию первых христиан язычниками. Мариинский театр, тряхнул стариной и с неожиданно молодым задором изумил зрителей "ужасным оперным представлением в одном действии". Музыка остроумно вобрала в себя все, что "наболело". Тут и всевозможные пародии (на гремучий гражданский пафос советской массовой песни, на самые "запетые" оперные арии, оперные жанры и типажи), и искусные стилизации (языковые "варваризмы" в музыке языческого мира, гомофонно-гармонический стиль русской оперной классики в "христианской" сфере), и прямое цитирование (мрачно-напористая соль-минорная прелюдия Рахманинова в момент соблазнения Винерой бога Мареца, знаменитый мотив Dies Irae _ символ Страшного суда, сопровождающий явление Смерти). Режиссер Виктор Крамер идею подхватил и со свойственным ему юмором сочинил зрелище на грани площадного театра и оперного капустника. Художник Александр Бродский подал это зрелище в духе "живого вертепа", поместив каждого солиста в деревянный ящик-домик на колесиках, а хор _ в подвижные выгородки-"загоны". Опера, увиденная сквозь призму "низовой" культуры и сама над собой иронизирующая, имела успех, напомнивший ликование публики на представлениях "Вампуки" сто лет назад...

Три премьеры _ три вектора в многомерном пространстве Мариинской оперы, сегодня распахнутом для самых разноречивых традиций, стилей и жанров.

Современные русские композиторы: Вячеслав Гайворонский, Леонид Десятников, Владимир Николаев, ТПО Композитор, Ираида Юсупова