 Музыкальная критикаКрасавцы и чудовищаКукольные номиналы «Золотой маски»Ведомости / Среда 04 апреля 2001 Три кукольных театра — номинанта национальной театральной премии «Золотая маска» показали свои спектакли. Все три оказались настолько разными, что их практически невозможно сравнить друг с другом. Так что в этом году из всех разделов премии самая трудная задача стоит перед драматическим жюри, оценивающим и кукольные спектакли. «Гамлет» У. Шекспира и других авторов. Театр «Тень отца». Семейный театр Майи Краснопольской и Ильи Эпельбаума, спрятавшийся от широкой публики на задворках Театра Армии, — культовое место для театральных гурманов и вечный «масочный» фаворит. Фойе театра помимо тысяч слоников разных размеров и обрывочных цитат из классических театральных шедевров горделиво украшено тремя «Золотыми масками». Заслуженно: театр «Тень» (регулярно меняющий название в зависимости от репертуара) — едва ли не единственное место в столице, где взрослые не краснеют от стыда на детских спектаклях. Краснопольская и Эпельбаум обладают уникальной способностью делать взрослых — детьми, а детей — взрослыми. Вот и в «Гамлете» очень скоро выясняется, что Шекспиром здесь почти не пахнет и все старания взрослых пересказать своим чадам историю принца Датского прошли впустую. Но взрослые не обижаются, поскольку вместе со своими чадами изучают в «Гамлете» науку «ходить в театр», забрасывать любимых артистов цветами, а нелюбимых — тряпичными помидорами, разглядывать фотографии артистов и покупать эти фотографии с автографами. «Артисты» — это старые игрушки: облезлый медведь и чудовищная плюшевая обезьяна, ржавый экскаватор и резиновый мяч, пластиковые кегли. С их помощью разыгрываются шедевры: «Дон Жуан», «Евгений Онегин», «Иван Сусанин», оперетта «Сильва» и чеховская «Чайка». Из милой необязательности, которую демонстрирует поющий всеми голосами и играющий на разбитом пианино тапер-композитор Андрей Семенов, за пять минут вырастает образ целой оперы, который нормальному оперному театру не всегда удается передать. «Иван Царевич и Серый Волк». Псковский театр кукол. Псковский театр выделяется на этом фестивале классическим подходом к хрестоматийной русской сказке. Декорации и куклы — хоть сейчас можно помещать в театральный музей. Но очень быстро понимаешь, что местные кукольники далеки от типичного представления об областном очаге культуры для детей. Рукотворная сказка начинается на столе, где куклы напоминают профильные лики святых с икон. Но вот артист Евгений Бондаренко (единственный кандидат на премию «за лучшую роль в кукольном театре») облачается в ритуальные одежды, надевает маску мохнатого серого волка и превращается из провинциального интеллигента в больших очках — в шамана и медиума. В пространстве начинает прирастать ярусами волшебное дерево — инсталляция со шлягерным набором чудес: жар-птицей в ажурной клетке, златогривым конем, красной девицей. Каждый ярус охраняет свое страшное чудовище. Театральный ритуал оказывается далеким от сказки для самых маленьких, как научный сборник сказок Афанасьева — от «Машеньки и медведя». «Потудань» А. Платонова. ТЮЗ им. А. Брянцева (Санкт-Петербург). Спектакль, созданный студентами Творческой мастерской Григория Козлова (известного режиссера, который борется за премии среди драмспектаклей) по мотивам рассказа «Река Потудань» Андрея Платонова, вызывает к жизни воспоминания о легендарном спектакле Резо Габриадзе «Песня о Волге». На небольшом помосте, засыпанном речным песком, руки актеров в один миг меняют русла рек. Но платоновская ирония над пафосом советского созидания на этом и заканчивается. Молодые актеры с большой любовью водят большеголовых и плешивых кукол-монстриков, но гораздо интереснее следить за их собственными лицами, выхватываемыми скудным светом из темноты. Они играют спектакль о любви, поэтому слишком часто звучит обработанный Бах, дуэт кукольных любовников воспаряет к небесам, а актерские руки прихотливо сплетаются в любовном экстазе. «Потудань» — спектакль для взрослых, которые не утратили юношеского отношения к жизни. Хотя моя шестилетняя дочь вышла со спектакля в полной уверенности, что он «детский, хотя и о любви». |